Алексей Хонор
Роман о любви, пустоте и желании
Пролог
Впервые я подумал о самоубийстве, когда мне было семь, я учился во втором классе. Родители тогда разводились, процесс затянулся. Мы с матерью уехали от отца к бабушке, но школа осталась прежней, в получасе езды от нового места жительства. Каждое утро я вставал в шесть, чтобы получить добрую порцию криков за мою медлительность, заставить себя умыться и одеться, впихнуть внутрь тарелку ненавистной мне гречневой каши и вывалиться на улицу, чтобы ехать до школы. Несмотря на то, что обычно езда до того района, где жил отец и находилась моя школа, была занятием, не отнимавшим более тридцати пяти минут моей жизни, в будни после семи часов утра МКАД вставал. Так что иногда, если везло, я попадал в школу часа за два до начала занятий, что позволило мне отсыпаться и завязать неплохие отношения с охраной школы, а если не везло, то, скорее всего, я опаздывал на пол-урока.

День тогда проходил вполне обыденно: я учился, дрался с одноклассниками, играл, пел в хоре, танцевал и занимался какими-то единоборствами. После занятий какое-то время я сидел последним, потому что забирать из школы меня было некому: родители работали, а продленка длилась только до шести часов, когда они только выходили с работы на других концах Москвы. Но я не скучал, потому что был любознательным, а отношения с охранником, как я уже сказал, были хорошие. Забирал меня отец, потому что мать была занята: она работала как проклятая и, как я узнал позже, она начала с кем-то встречаться — ей было тяжело из-за горы навалившихся проблем и новые отношения были некоторой отдушиной для нее. Когда отец привозил меня в свою квартиру, он снова уезжал на работу.

Если не везло, вечером мать приезжала за мной, когда он успевал вернуться. Тогда они виделись, находили к чему придраться друг у друга: как правило, это был вопрос моего воспитания, и случался скандал. Они могли кричать друг на друга часами, а я сидел в своей комнате, уставившись в окно, и думал только о том, как хорошо было бы никогда не рождаться. Я много раз представлял, как я себя чувствовал до своего рождения, что ощущал. Но ничего, кроме теплой и свежей темноты и абсолютной тишины, не мог себе представить. Эта темнота меня устраивала, там меня никто не трогал, никто не был мной недоволен, да и вообще никого и ничего там не было. Иногда я вставал на подоконник, открывал форточку, которая была мне больше чем во весь рост, и хотел прыгнуть, но было страшно. Но даже не страх останавливал меня, а одно воспоминание, которое навсегда врезалось мне в память.

Мы навещали деда на кладбище. Когда мы ехали обратно в сторону выезда с кладбища, на полпути мы остановились. Отец сказал, что мы пройдемся. Мы вышли из машины. Была поздняя осень, где-то на сухой листве уже лежал снег. Мы подошли к могиле, которую явно редко навещали. Там был памятник с фотографией какого-то парня, слегка посеревший от времени и с выцветшей фотографией. Ни оградки, ни цветов. Это был знакомый моего отца.

Он умер, когда ему было семнадцать: выбросился в окно. От любви. Типичная ситуация. Тогда отец сказал мне: что бы то ни было, прекращать свою жизнь нельзя. Нельзя сдаваться. Все плохо, но ты должен бороться, потому что жизнь — одна, какая бы она ни была сейчас, все в твоих руках.

Я запомнил это на всю жизнь, и после его смерти, я ценил этот принцип всегда и никогда его не забывал, даже в самых сложных для меня ситуациях. Поэтому я много раз стоял на подоконнике в своей маленькой комнате, но ни разу не подумал спрыгнуть всерьез. Ветер приятно обдувал лицо, тишина заставляла забыть о проблемах. Какое-то время я стоял и смотрел в черное небо, усыпанное звездами.

Но всегда наставал момент, когда раздавались нервные шаги за дверью, и на желтой полоске света под ней все отчетливей чернели два пятна от маминых шагов. Я спрыгивал с подоконника, захлопнув форточку, быстро вытирал слезы, и мы с матерью молча выходили из квартиры, чтобы уехать к бабушке, лечь в кровать, взглянуть на вертикальные, выстроившиеся в вертикальный ряд стрелки часов, выполненных в виде двух красных слившихся сердец на черном фоне, и вспомнить, что завтра все, может, повторится.

Глава 1
Утро
Голова слишком сильно накренилась вбок, и кружка, на которой она лежала, соскользнула и с грохотом упала на стол.

Человек, еще пару секунд назад мирно дремавший, проснулся от удара носом о гладкую и мокрую от кофе столешницу. Протерев глаза, он поморщился от ядовитого света монитора, дисплей которого загорелся, когда хозяин спросонья случайно шевельнул мышкой. Он (хозяин, не монитор) оглядел залитый кофе стол, водруженные на нем свежие распечатки дипломной работы, пачку чипсов и бутыль с напоминающем о счастливом детстве названием «барбарис». Часы в нижнем углу дисплея показали 4:16 — время, когда человек, вставший последний раз с постели пару суток назад, наиболее подвержен влиянию сна.

Сергей зажмурился изо всех сил, потом широко открыл глаза, подумав, как комично, наверное, это выглядело со стороны и, зевнув, взял грязную чашку, и отправился на кухню чтобы поставить чайник и захватить тряпку.

Надо сказать, что молодой человек, несмотря на свой возраст, а было ему 23 года, был довольно неаккуратен. Точнее, он был выборочно аккуратен. Все, что казалось организации документов на жестком диске, папок с заказчиками, личных документов, а так же ухода за собакой и музыкальными инструментами, было выполнено с некоторой, даже чрезмерной щепетильностью. Однако, что касалось текущих вопросов, тут он собой просто не управлял. На столе валялось несколько куч документов различного вида, перемешанных с книгами, пачками образцов и мусором. Посередине стола находилась клавиатура и мышь, разводы от чашек кофе и, собственно, две пустых чашки. Сейчас к ним присоединилась лужа на столе и на полу.

Прибрав на столе, студент прикинул, сколько он может поспать, если сейчас лечь. Получилось немного, максимум, два часа. Он сходил в ванную, быстро вымыл голову от кофе и прямо в одежде завалился на диван.

***
Будильник в очередной раз проиграл приятную мелодию, и Сергей наконец-то открыл глаза. Голова спросонья просто раскалывалась. Но будильник неумолимо повторял мелодию сначала снова и снова, что не могло не раздражать. Сергей буквально свалился с дивана на ноги, и взглянул на экран. Часы показывали 6.25. Хорошо, значит можно не торопиться. Он встал с кровати, натянул спортивный костюм, и, с трудом переборов желание задушиться штаниной, вышел на улицу.

Холодный зимний воздух резал легкие своей свежестью, а пустынная улица радовала глаз и Сергей побежал по своему обычному маршруту. Через сорок минут он зашел обратно в подъезд посвежевшим, да и спать он хотел уже не так сильно. Бег по утрам — это отличная тренировка всего организма: работают ноги, а если совмещать с занятием на турнике, то и мышцы торса, совершенствуется координация и кардиосистема, плюс ко всему, во время длительных тренировок у человека выделяются эндорфины, так называемые «гормоны счастья», которые повышают настроение, что особенно полезно перед встречей с клиентом. Если бы чиновники и политики бегали по утрам, уровень коррупции снизился бы вдвое только за счет их хорошего настроения.

Выйдя из душа, Сергей заварил себе кофе, надел привычный черный пиджак, синие джинсы и черные лакированные туфли.

Налив кофе в чашку, он отправился к компьютеру. Распечатав копию сметы, а также захватив подготовленные копии писем клиента на случай тяжелого разговора, он вышел на улицу.

Выйдя из подъезда, он увидел, как преобразилась улица за час: вокруг начали сновать люди, спешащие на работу или учебу, школьники сбивалась в группы, оттягивая момент ухода на занятия, хозяева выгуливали собак, одергивая их, проходя мимо других собачников.

Выйдя из метро, Сергей уверенным шагом направился к офису клиента, находящемуся в подвале кирпичной пятиэтажки. Он встречался с клиентами на их территории, поскольку заказы были нерегулярны и в офисе он не нуждался.

Начальница этой конторы была глубоко убеждена что Сергей должен находится на седьмом небе от счастья, и быть благодарным за возможность не только провести время в ее обществе, но и честь работать с ее компанией. А то, что он за работу берет с нее деньги — просто плевок в душу хорошему человеку. Но самое отвратное, что Сергей не только не понимал, но и не выносил: она постоянно опаздывала на встречи, независимо от времени, на которое они назначались. Как можно все время опаздывать в свой же офис? Как можно опоздать в свой же офис в конце рабочего дня? Это были тайны, окутанные мраком и покрытые бредом. Он пробовал назначать встречи на утро, на день, на вечер — безрезультатно. Она как будто специально назначала время, чтобы знать, во сколько точно ей пойти прогуляться на часик-другой.

Спустившись в подвал, он позвонил в железную дверь. Его впустила миловидная помощница директора продюсерской фирмы Вика, которая была не только помощницей директора, но и ее сестрой.

— Сергей Викторович? Здравствуйте, проходите. К сожалению, Антонины сейчас нет,
«Что, серьезно? Опять?» — пронеслось в голове. Видимо, это так же отразилось на его лице, потому что Вика спешно добавила:
— Она уже в пути, скоро подъедет. Не желаете чая, кофе?

— Нет, Вик, спасибо. Когда она будет?

— Не знаю, должна скоро быть. Сейчас я ей наберу.

Около часа он уже сидел в ожидании чуда, когда в переговорную зашел мужчина лет сорока пяти, с мутными серыми глазами. Одежда на нем была помята, сам он оброс щетиной, и на широком животе сквозь рубашку просматривался пупок.

Он перекинулся парой слов с Викторией и подошел к Сергею:

— Вы знаете, посмотрел ваш отчет о проделанной работе. Вы же Сергей?
Сергей кивнул.
— Так вот, Сережа, на мой взгляд, Ваша работа гроша ломанного не стоит, о чем я обязательно сообщу Антонине.

— Вы так считаете?

— Сергей, то, что Вы сделали...

Он начал размышлять на тему создания сайтов, приводить дилетантские аргументы, но после того, как стала понятна тема дискуссии и абсолютно нулевое ее понимание у оппонента, проблема тоже стала ясна: он просто хочет сбить цену.

Проблема же действительно была и очень простая: компьютерный браузер Internet Explorer многим разработчикам испортил жизнь. Из-за того, что он медленный и неудобный, им ни один человек, более-менее умеющий пользоваться компьютером, не пользовался.
Обычно, после покупки нового компьютера, как только он подключался к интернету, большая часть пользователей открывало предустановленный Internet Explorer, набирала адрес сайта своего любимого другого браузера, скачивала его и закрывала Internet Explorer навсегда.

Но не все. Люди старшего возраста этого не делало. А это привело к тому, что когда разработчики создавали новые сайты и тестировали их, сначала они смотрели их в своих браузерах. Если все было нормально, они проверяли их в других популярных браузерах, после чего вносилось несколько правок в код и тоже все было нормально. А потом новый готовый сайт открывался в Internet Explorer и там вообще все было не нормально. Картинки съезжали, текст выводился иерглифами, шрифты не считывались. Все приходилось переделывать.

Так было, пока не вышел релиз Internet Explorer 7. Создатели его доработали и наконец-то разработчикам не приходилось делать два сайта: один для интернета и еще один — для пользователей Internet Explorer 6.

Однако, проблема заключалась в том, что те люди, которые использовали Internet Explorer 6 и не знали о существовании других браузеров точно так же не знали и о существовании обновления своей программы, продолжая натыкаться то там, то тут на криво работающие сайты. Очевидным представителем этой касты являлся сидящий перед Сергеем толстяк.

Впрочем, этот кекс ничего уже не мог испортить, кроме, разве, настроения: если он уже сказал Антонине, она все равно попробует найти изъян, чтобы не платить, но в теме она не разбирается, так что убедить ее будет несложно, а если не говорил, то с ней вообще проблем не возникнет: Сергей еще перед началом работы проверил: на ее компьютере новая версия программы, стало быть, у нее все работает как надо.

Они пару минут подискутировали, но время шло, дел было много и Сергей начинал раздражаться: он рассчитывал к этому моменту быть на другом конце Москвы, имея при себе и оплату за проект.

— Простите, Вы не представились. Могу я узнать, как Вас зовут и Вашу должность?

— Анатолий Петрович. Занимаюсь почтовой рассылкой пресс-релизов.

— Очень приятно, Анатолий Петрович. Вот и занимайтесь, пожалуйста, почтовой рассылкой пресс-релизов. Антонина в курсе моего мнения по данному вопросу, и она полностью со мной согласна. Так что можете не беспокоиться, мы все обговорили.

Толстяк опешил, он явно не ожидал такого тона от юнца. Скорчив обиженную гримасу и высоко подняв подбородок, он промямлил:
— Я с вами не согласен. Я считаю, что работа сделана некачественно: сайт должен работать под любыми программами.

Можно было бы конечно ответить, что, несмотря на безусловно высокую ценность сорокапятилетнего мужика, занимающегося расклейкой конвертов, его квалификация позволяет сделать Сергею профессиональные замечания разве что по поводу цвета носков, однако, Сергей решил не продолжать эту бесполезную дискуссию и ехать в университет. Встречу проведет в другой раз. И надо будет опоздать часика на два.

— Вы знаете, в целом, я с Вами согласен, однако мы с вами оба понимаем, что расширение фронта разработки ведет к увеличению затрат, поэтому, думаю, что мы оба согласимся, что ваша компания пошла на этот компромисс, исходя, в том числе, из своих возможностей. Тем не менее, очень похвально, что вы так болеете за свою фирму и интересуетесь ее деятельностью. Я обязательно передам Антонине свой положительный отзыв о Вас.
Было крайне приятно побеседовать, однако к сожалению, больше не могу занимать ваше время.

Сергей встал. Гримаса толстяка сменилась недоверием, затем лицо окрасилось в нежно-пунцовый цвет, после чего складки на лбу расслабились.

Сергей попрощался с Викторией, намекнув, что раз работа закончена неделю назад, надо бы рассчитываться, и, пожелав ей успехов, вышел на улицу.

Не разоб
Она
Они познакомились в баре. Она подвихнула ногу на лестнице, по которой он поднимался на второй этаж и он подловил ее. Они вместе сидели и разговаривали на общие темы. Он узнал, что она должна была встретиться с подругой, но та не смогла прийти. Что ее парень сделал ей предложение, что она отказала. Она не чувствовала его в своей жизни. По крайней мере, она сказала так. Еще она сказала, что очень устала от всего.

Разговор склеился, как будто они знакомы уже много месяцев и они говорили обо всем. Когда она рассказывала о своей жизни, работе и философии, об одиночестве, он невольно думал, как? Как такое возможно? Она знает цену труда, настоящего труда, что большая часть людей в ее возрасте (ей было 18) вообще не понимают, она знает, что такое, когда некому рассказать что-то. Как она была непохожа на остальных людей, бренно существующих, не знающих цены другим. Он не мог себе представить, что бы у такого человека как она не было никого. Она была очень красива. Темные длинные волосы слегка растрепались, а глаза… Светлые голубые глаза. Они всегда были широко раскрыты, но зрачки даже в темном помещении были узкими. Она была в черном платье с какими-то рисунками. Она переживала, что ей пришлось прийти в нем, как будто не понимала, как оно ей идет. Ему казалось, что все девушки вокруг растворились, их словно не было. Пока она рассказывала про своего бывшего и отсутствие близких, он заметил, что глаза ее увлажнились, она не плакала. Они просто стали влажными. Или показалось? Он приобнял ее, стараясь как-то утешить, и она прижалась к нему всем телом, как маленький ребенок, нуждающийся в защите. Он прижал ее к себе. Он не хотел ее целовать сейчас, хотя она очень ему нравилась. То, как она отличалась, ее внутренняя сила и красота еще не все, что его в ней привлекало.

В ней чувствовалась какая-то… опасность. К ней тянуло, с ней хотелось сыграть. Сложно описать это чувство. В ней был какой-то огонек, какая-то искра. Живого, целостного человека. Он может зажечь твое сердце, а может спалить тебя дотла. Это чувствовалось в ней, и предчувствие игры, вот что его в ней возбуждало.

Он не заметил, как сплелись их губы.

Они много выпили, наверно, из-за этого иногда казалось, что все происходящее — это сон. Годы одиночества и отрешенности от людей и близких отношений были сломаны часом, проведенным вместе с ней.

Время было позднее, около часа ночи, когда они посмотрели на часы в первый раз. Машины ни у кого из них не было, денег на такси тоже. Они могли бы успеть по домам на метро, но он понимал, что если он поедет ее провожать, он не успеет домой. А еще он очень не хотел ее отпускать. Он предложил пойти в клуб до утра. Пока они ехали, она спала у него на плече. Он разбудил ее поцелуем.

В клубе он пригласил ее на медленный танец.

—Пойдем потанцуем.

— Я не умею!

— Пойдем, — улыбнулся, — давай руку.

Она протянула руку, но с места не сдвинулась.

— Вставай, — он не стал дожидаться ответа и просто вытянул ее из-за стола.

Он знал, что танцует не лучше замерзшего пингвина, она сказала ему, что тоже не умеет танцевать. Он ни разу, кажется, не попал в такт. Он честно старался сосредоточиться на музыке, но это было сложно, когда она постоянно отвлекала его собой. Кажется, ей было все равно, что он двигается как пьяный утюг, он чувствовал, что она хорошо танцует, и хотел дать ей возможность танцевать. Хотя бы, не сбивать ее с ритма. Но, похоже ей был нужен только он в этом танце.

Она переживала, что всем парням от нее нужен только секс. Он хотел ее. Она хотела его. Но он не стал настаивать, надо было, чтобы она знала, что она ему нравится не только потому, что она чертовски красива. Она действительно ему нравилась.

Ему казалось, что рядом с ней он может быть самим собой. Когда он провожал ее, он запел какую-то детскую песню про брадобрея.

—У тебя слуха нет. А голос красивый.

Она так красиво улыбалась. Он даже при желании не смог бы обидеться на нее.

Состояние угнетения — вот, что он чувствовал. Он никак не мог понять, почему неприятности все время случаются во всех сферах его жизни сразу. Он посмотрел на фонарь, свисающий над дорогой. Снежинки мелькали на свету и пропадали во тьме. Загорелся зеленый свет светофора и он перешел дорогу.

Отсутствие прибыли это еще полбеды. Главное сейчас найти «табуретку» — постоянный источник дохода, не требующий много времени на реализацию.

Что делать со своей личной жизнью он не знал. Надо было выбирать: либо Света, либо Саша. Но как он мог выбрать? Он любил по-своему обеих, и то, что они поставили его перед фактом, убивало его. Ведь, если он предпочтет друга, он оставит для себя некую опору в жизни, но как он смог бы ей доверять после всего того, что она сделала? Как? Ведь он не забудет, он никогда не забудет, если сделает это.

А Света? Она стала частью его жизни, он думал о ней как о себе. Как отказаться от части себя? При этой мысли у него заныло под ребрами. Он остановился на пару секунд, чтобы прийти в себя от резкой боли в сердце. Нельзя остановиться и сохранить все как есть, они не позволят. А он не сможет быть рядом с одной из них, зная, что ради этого предал другую.

Следовательно, надо отказаться от общения с обеими. Чувство одиночества накрыло его с головой. Первый раз за долгое время.

Ему хотелось поговорить с кем-то, но кто мог ему помочь? Он не знал такого человека.

Значит, так и надо сделать, если они готовы поставить его перед таким выбором, скорее всего, они не те, кому стоит верить. Настоящий друг бы его понял. Настоящая любовь… Наверное, она-то как раз, все сделала правильно. Но оставаться с ней он не сможет, он никогда бы не предал дружбу. Он скорее отказался бы от себя, чем от друга. Чем-то всегда приходится жертвовать, в данном случае просто придется отказываться не от одного, а от двух близких людей. Потому что иначе будет еще хуже.

Он ужасно не хотел домой.

Апатия, жар, предательство, ненависть. Чувства смешались, мысли скрутились. Он не знал, что делать. Гнетущая атмосфера отчаяния давила на него. Что делать дальше? Все, что он делал последние пять лет лежало мертвой кучей в темном уголке памяти. Только память об усталости от вложенных усилий, только воспоминания о бессонных ночах и количестве всех битв, которые он пережил.

Что делать дальше? Игра закончена?

Нет, игра только началась, так в чем дело? У него никогда не опускались руки. Раньше, по крайней мере. Что же особенного сейчас? Как обычно, полный мрак, откровенная задница, но есть пара идей, как вылезти наружу, туда, где тепло, светло и красиво.

Почему чувство угнетения, постоянное чувство угнетения, когда ничего не хочется делать? И чем дальше, тем хуже… Семья, как много в этом слове. Разочарование, отвращение, поучение, снисхождение. Спасибо, вам, дорогие.

«И что, сдаться?» — пронеслось в голове. «Ага, уже. Не дождетесь!» — ответил возмущенный голос, забытый голос детства, голос, помнящий книги Каверина, Дюма, Джека Лондона.

«Да пошли они все! Ты-то знаешь, куда идешь, так какого черта?!»

Мысли как будто взбили миксером. Внутренняя слабость как будто хотела возразить тому парнишке, но у нее не было аргументов, она просто навалилась пудовой гирей на спину, руки, тело словно парализовало. Ощущение, что тебя как будто накачали снотворным.

Сергей отпил еще из горла. Хотелось плакать. Ему давно не хотелось плакать. Он сдержался, «мужчины не плачут», хотя это не так. Мужики рыдают еще похлеще девчонок, просто этого никто не видит. Один глаз немного увлажнился, Сергей собрал свою волю. Он понимал, что никто не видит его сейчас, но он не хотел проявлять свою слабость хотя бы перед самим собой.

Очень хотелось как-то отдохнуть, дать себе какую-то передышку, но он знал, что передышка не поможет. Надо просто как всегда собраться и действовать. И плевать, что будет дальше.

Неразоб
Отец
Кажется, это был пятый стакан виски. Легкость во всем теле сменилась легкостью мыслей. Они словно прилетали и улетали, не затрагивая эмоции. Голый рационализм.

Затишье сменилось бурей эмоций. Что-то тяжелое скопилось в районе живота. Тоска по человеку. Его больше нет, но в мыслях это не укладывалось. Столько осталось недосказанного, столько недоделанного.

Неужели все вот так кончится? На середине. Драматично. Почему то в жизни все не так, как в книгах и фильмах. Российский кинематограф любил преувеличивать, американский приукрашать, европейский — творить искусство, никому, по сути, непонятное.

Что теперь? Похороны завтра. Нет, уже сегодня. А он как будто жив. Сергей не мог поверить, что его нет, его не могло не быть, ведь... Он всегда был.

Все знали, что пьянство его доведет, все гадали, сколько ему осталось, и все равно, поверить в это было невозможно.

Стало страшно и невероятно одиноко.

Что делать дальше? Надо помочь его семье, раз. Во-вторых, заняться компанией. Войти в курс дела, причем как можно скорее. Надо будет связаться с Марией, чтобы та подготовила необходимые документы для изучения. В-третьих, непонятно, как будет происходить прощание с телом, надо будет связаться с моргом: узнать, во сколько они выезжают и дать указания, куда ехать. В-четвертых, надо будет выдержать все это.

Глаза слипались. Время: 23.52. Вставать в пять. Не ложиться? Все равно не уснуть. Сергей посмотрел на закрытую дверь.

Он зашел к нему в дом, чтобы подготовить квартиру к приезду родственников. Дверь была открыта.

По квартире бегала кошка и громко мяукала. Судя по тому, что сказали врачи, ее не кормили полутора суток. Она бросилась Сергею в ноги, как только он зашел. Что-то в квартире было не так. Внизу Сергея ждала машина, чтобы ехать в аэропорт.

В квартире было пусто. Непонятно, где был дядя Витя, почему перед уходом не закрыл дверь. Сергей проверил шкаф на наличие постельного белья, холодильник на наличие продуктов и решил зайти в туалет.

Дядя лежал на полу, лицом вниз. Бровь была рассечена, очевидно, от удара при падении, а правая рука была сжата в кулак и направлена в пол, как будто он пытался стерпеть боль. Сергей бросился к нему, перевернул. Лицо дяди было очень бледное.

Сергей попытался его растолкать. Потом вспомнил про массаж сердца. Ладони на центр груди, одна на другую, каждые две секунды давить на грудную клетку.

Раз, два, надавил. Раз, два, надавил. Раз, два, надавил. Еще с первого раза стало понятно, что не поможет. Из груди раздавался хрип. Хрип не живого человека, а ужасный звук, который бывает, только когда шумит ветер в безжизненном теле, как в пустом пакете из-под молока.

Сергей понял.

Он обнял дядю, потом аккуратно уложил его в ту же позу, в какой он лежал и вышел из квартиры.

Он был рабом своего бизнеса. Выходило, что и Виктор зависел от бизнеса, так как тот был единственным источником дохода уже много лет, и бизнес от Виктора, поскольку он так и не сумел организовать его так, чтобы предприятие работало без него. А кто любит находиться в зависимости? Раньше Сергей думал, что никто не может быть счастлив, если его благополучие зависит от какого-то человека или, тем более, группы людей, к тому же и порой незнакомых друг с другом. Вышло, что ошибался.
Ведь у Виктора были варианты выйти из зависимости, например, он мог нанять управляющего. Но сложно и ненадежно найти управляющего в маленькую фирму. Хорошему управляющему нужно много денег, которых попросту нет, а плохой того гляди развалит и без того шаткую систему. Так что почему этот вариант неиспользован, Сергей понимал. Есть второй вариант — продать бизнес к чертовой бабушке, положить деньги в банк и жить на проценты. Фирму с тремя сотрудниками и офисом можно довольно легко продать так, чтобы довольно прилично жить до конца своих дней на 10% годовых. Сергей не знал, почему этот вариант до сих пор не использован, но надеялся, что причина крется в том, что Витя хочет передать ее по наследству. Это и был третий вариант, который видел Сергей. Он во многом напоминает первый, кроме одного: Сергей хотел в помощники. То есть стать сменой своему дяде. Решать те же вопросы, что и он, но быть немного ниже рангом, чтобы избежать ошибок из-за отсутствия опыта и набираться новых знаний.
Однако не тут-то было. Виктор упорно отрицал возможность Сергея ему помогать.
Первый раз Сергей появился в офисе в роли сотрудника, когда ему было 13 лет. Виктор привел его сделать какую-то мелочевку, обратив внимание на интересы мальчика к работе. Но с тех пор прошло 5 лет, а ничего не изменилось, кроме количества мелочевки. Когда Сергей официально устроился к родственнику, он думал, что посидит в своей должности пару месяцев, а потом начнет осваивать следующую, чтобы разбираться во всех этапах производства. Просидев, занимаясь все той же ерундой, полгода, Сергей в прямую спросил, когда он пойдет дальше, однако дядя упорно не замечал, казалось, сути беспокойства. Несколько месяцев проходило в бесконечных ссорах.
Одного только Сергей никак не мог понять. Какого черта было приводить его в фирму, если не готовить его к будущему. Сергей готовился сам, он изучал право, психологию, разговаривал с бизнесменами, стараясь максимально выносить из их слов практические знания. Самое обидное было, что он понимал, что уже знает достаточно, чтобы смочь развивать бизнес. При желании, Виктору хватило бы трех месяцев, чтобы подготовить себе сменщика и заняться собственным счастьем. Неизвестно, была ли у того мечта, но если и была, то он ее не осуществил и не пытался осуществить. Ведь, мечта — цель, к которой ты стремишься всю жизнь, и пока ты идешь к ней, ты радуешься процессу. Виктор уже давно ничего не достигал. Основным его желанием было никуда не идти. Вероятно, он устал, но вряд ли это не так, иначе зачем мегшать другим людям жить и постоянно рваться в бой, не зная за что. Он не раз говорил, что его все устраивает, он не стремился к развитию. А когда не стремишься к развитию, рано или поздно начинаешь увядать. Так что, если у него и была мечта, он ее похоронил.
Made on
Tilda